Беседа с писателем-фантастом прошла в Кольцовской городской библиотеке в рамках всероссийского литературного фестиваля.
На встрече со знаменитым писателем Геннадием Прашкевичем в библиотеке Кольцово присутствовала наш специальный корреспондент Светлана ГОРСКИНА:
Мистер Счастливый случай
Вряд ли гости Кольцовской городской библиотеки, собравшиеся 27 ноября в уютном читальном зале, рассчитывали услышать истории из жизни Муссолини, Роберта Шекли и главы колчаковской пропаганды Всеволода Иванова. На обычную встречу с писателем этот походил столь же мало, сколько собственная биография Геннадия Мартовича Прашкевича соответствует истории рядового деятеля советской науки. Поэт, писатель, переводчик и автор биографий знаменитых людей стал гостем библиотеки Кольцово в рамках всероссийского литературного фестиваля «Белое пятно».
Высокому статному мужчине в стильном костюме с белоснежной бородой и добрыми смеющимися глазамиа кольцовцы сразу же простили опоздание, затянувшееся по вине водителя такси. Он не стал присаживаться, чтобы не терять из виду ни одного из гостей. И сразу же честно предупредил, что расскажет о себе немного – только те ключевые моменты жизни, которые сделали из мальчишки, выросшего в небольшом городке с говорящим названием Тайга, всемирно известного автора, путешественника и переводчика.
«Мне чрезвычайно везло в жизни. Везло в том смысле, что я постоянно попадал в неожиданные ситуации и обязательно к хорошим людям в руки. Поворот моей судьбы всегда определял случай. И случай счастливый», — начал свой рассказ
Геннадий Прашкевич.
О литературе. Начало
Тайга никогда не была совершенно глухим уголком. Но школа у нас была не слишком хорошая просто потому, что в ней не хватало преподавателей. До многих вещей приходилось доходить своим умом. Именно так в шестом классе я стал убеждённым дарвинистом.
У нас была не слишком благополучная улица: кто-то всё время уходил с неё в лагеря, кто-то возвращался, во дворе было много хулиганья. Об одном из таких ребят – его кличка была Пьюзо – вся улица знала одно: он скоро сядет.
Дело было зимой. Мы сами заливали каток, прикручивали к валенкам древние «снегурки» и катались. И в тот день на катке прямо передо мной Пьюзо упал. Все замерли, а я один – засмеялся. И тут сразу стало понятно, за что сядет Пьюзо.
В тот день он меня не тронул. Но я испугался по-настоящему. В течение месяца я избегал бывать на улице, в школу ходил глухими задворками, а всё свободное время проводил дома.
И тогда отец принес в дом толстый том Дарвина «Происхождение видов естественным путем». Меня заинтриговал подзаголовок — «естественным путем».
Значит, может быть ещё не естественный путь? Книгу я прочел, Пьюзо через месяц посадили в тюрьму, а я «вышел на свободу» убеждённым дарвинистом.
Три мечты
Уже в те годы у меня было три мечты. Я отлично понимал, что ни одна из них не может исполниться, но мечтать это знание никак не мешало. Я мечтал стать учёным-палеонтологом и посмотреть мир.
А еще я хотел написать книгу. Именно с последней мечтой всё было не так просто. Когда мне было четыре года, я пришел записываться в библиотеку и получил на выбор два томика: еще одно произведение Дарвина «Путешествие на корабле «Бигль» вокруг света» и тонкую брошюру с загадочным названием «Выливание сусликов».
К слову, благодаря второму изданию лет до двадцати я считал сусликов чем-то вроде жидкости. Но первая художественная книга, которая мне попалась – «Цыганочка» Сервантеса. Я прочитал ее до финала, но не понял ни слова. И с тех пор решил, что книги печатают ровно для того, чтобы отдыхать, перелистывая страницы.
И лишь четвертая книга – это была повесть Конан Дойля «Затерянный мир» раскрыла для меня мир литературы. Книгу, похожую на ту, которая потрясла меня в детстве, я хотел написать.
Все три мои мечты исполнились – благодаря счастливым случайностям и встречам. Однажды в я решил написать какому-нибудь умному человеку в надежде на то, что он обратит внимание на провинциального мальчишку.
На всякий случай я написал троим: знаменитому палеонтологу Ивану Ефремову, энтомологу Николаю Плавильщикову и геологу-географу академику Щербакову. Я не знал адресов, но на корешках их книг стояли адреса издательств с призывом писать, если у читателей будут вопросы.
Через три дня я отчаялся. А потом произошло чудо, которое заключалось в том, что ответили мне все трое. И каждый из них повлиял на мою дальнейшую судьбу.
Мечта первая. Палеонтология и литература
Иван Ефремов в своем письме написал, что раз я хочу заниматься палеонтологией, то мне стоит взять пару приятелей и отправиться на Шестаковский яр, где до войны геологи нашли останки птицезавровых динозавров. Вслед за этим письмом он прислал мне 200 рублей.
Конечно, он хотел просто поддержать мальчишку. Но я и в самом деле взял двух приятелей, а спустя пару месяцев нашел стоянку каменного века. Ефремов был поражен результатами и сразу же пригласил меня в настоящую экспедицию на Урал. Кстати говоря, результаты тех исследований начинают публиковаться только сейчас. Больше сорока лет найденные палеонтологические материалы препарировались и изучались.
Но для меня эта экспедиция значила гораздо больше. Приехав туда, я вдруг увидел, что обычный мой мир очень сильно отличается от той реальности, в которую я хотел бы попасть.
Казалось бы, судьба моя все дальше уходила от литературы. В один период я жил прямо в палеонтологическом музее. Вечерами я расстилал свой спальный мешок под скелетом диплодока и совершенно счастливый засыпал в окружении вымерших «зверюг», слушая тишину музейных коридоров.
По утрам из музея меня забирал Ефремов и вёл гулять по Большой Калужской улице. Однажды во время такой прогулки Иван Антонович спросил меня о семье Карениных.
Меня рассмешило, что такой великий ученый, взрослый человек не знает сюжета знаменитого романа. Я совершенно честно ответил: «Нормально все закончилось. Анна Аркадьевна бросилась под паровоз, а старик Каренин занялся вопросами образования». Ефремов посмотрел на меня так, что я немедленно понял, видимо, на этом наша дружба и закончится. Но он дал мне еще один шанс, попросив перечитать книгу и написать ему свои мысли.
В этот момент я осознал, что если не пойму, о чем на самом деле говорится в романе старика Толстого, то моя жизнь изменится не в лучшую сторону. Я взялся за книгу, но чем дальше читал, тем сильнее впадал в отчаяние.
Оставалась всего одна маленькая последняя глава, в которой Левин возвращается в свое поместье к ссорам с женой Китти. В последней сцене описывается гроза и мысли героя о том, что сейчас он забудет ссоры, обнимет супругу и начнет новую жизнь.
Но Китти кричит на детей, на землю падают первые капли дождя, а в сердце Левина рождается отторжение. И я понял, что мы не знаем, чем кончился роман на самом деле.
Я написал свои мысли Ивану Антоновичу, видимо, они его удовлетворили, и мы продолжали дружить, хотя об Анне Карениной больше никогда в жизни не разговаривали. Так я впервые понял, что такое литература, как надо ее читать, и для чего она вообще нужна. Исполнение моей первой мечты началось с того, что я осознал – драму читают не для развлечения, а для того, чтобы понимать, ради чего мучаются люди.
Мечта о науке и стихах
Некоторое время спустя я приехал в Академгородок с письмом от Щербакова к геологу Геннадию Поспелову. К тому моменту я уже писал стихи, но очень этого стеснялся, не находя им места в мире большой науки.
И вдруг я с изумлением узнаю, что окружающие меня серьезные люди пребывают в искусстве. Стихи пишет Поспелов, академик Соболев и будущий академик Ершов, а в эпиграфе к мощному научному трактату Берга «Моногенез» стоят строки Мережковского.
Свои собственные стихи я писал, когда работал на Сахалине, а впечатлений набирался во время длительных отпусков: на севере люди ходили в отпуск раз в два года, зато располагали тремя месяцами свободного времени. Так сбывалась моя третья мечта: я побывал в Болгарии, Тбилиси, Румынии, Молдавии, Одессе, Баку, Ашхабаде и Ташкенте.
Почти первая книга
В 1968 году в Южно-Сахалинске должна была выйти моя первая книга стихов. Она подготавливалась в издательстве, а я тем временем работал на самом севере Сахалина на мысе Мария и считал дни до возвращения: я представлял, как буду знакомиться с новыми людьми и дарить девушкам книги с моими стихами.
Но вернувшись, я обнаружил, что директор издательства уволен, сотрудники все поменялись, а моя книга – уже набранная и прошедшая корректуру – остановлена цензурой. Редактор моей книги дал мне самый странный – впрочем, ни я, ни он тогда так не считали — совет: пойти напрямую к цензору и узнать, в чем дело.
Фантастичность этого совета заключалась в том, что в Советском союзе с цензором мог общаться только редактор, и никогда – автор. Но я был молод и полон сил. Поэтому я очень быстро нашел здание Обкома, помещения ЛИТО и того самого цензора. Им оказалась молодая женщина, столь милая, что я понял: «мы договоримся».
«Книга чудесная, — сказала она мне. – Стихи свежие и приятные, но есть вопрос. Наш советский князь Святослав в нашей братской стране Болгарии не мог творить такие ужасы».
Речь шла о князе, который ровно за тысячу лет до написания моего стишка, в 968 году, вошел в Болгарию, погубил много людей, а после написал маме Ольге знаменитое письмо с общим смыслом «мама, все хорошо».
Побывав в Болгарии, я эту тему никак не мог обойти и написал стихотворение. На замечание цензора я ответил, что выдумать такую историю никак не мог, а позаимствовал ее из труда академика Державина, который посвятил этому целую главу. Моя собеседница растерялась и потребовала эту книгу принести.
Я пришел на следующий день – и так дважды за свою жизнь, но впервые в истории Сахалина, писатель побывал в кабинете цензора. Однако, советская машина победила меня одной фразой, которая тоже повлияла на мою жизнь:
«Издание академика Державина относится к 1948 году. И в 1948 году наш советский князь Святослав мог делать в братской стране все, что ему захочется, но в 1968 году мы ему это не позволим».
Моя книга была уничтожена, сам я как автор попал в черный список Госкомитета и более десяти лет печататься нигде не мог. Сегодня задним числом я передаю пламенный привет сотрудникам прокуратуры и комитета цензуры, поскольку книжка стихов была не так уж хороша, но благодаря запрету на печать в моей жизни появилось много времени. Я понял, что не стоит мечтать о славе, и занялся изучением языков и переводами.
Впрочем, моя первая книга прозы все-таки вышла в 1978 году. С этого момента и началась настоящая литературная жизнь Геннадия Прашкевича.
Шекли. Очарование России
Книгу еще об одном фантасте мирового значения я написал только потому, что он был мой друг. С Робертом Шекли мы встречались в Киеве, Екатеринбурге, Питере и Нью-Йорке. Он был рыжий, выше и старше меня, курил только самые крепкие сигареты, с удовольствием пил коньяк и постоянно пытался ущипнуть переводчицу.
В общем, он был близок мне по характеру и по интересам. Но больше всего мы любили беседовать. Однажды я спросил его: «Роберт, почему в твоих произведениях так часто присутствует смерть?». Он раздумывал не долго: «А ты разве никогда не задумывался над тем, что смерть – самый интересный момент жизни?». Таким был его способ мышления.
Он был серьезен, но ценил хорошую шутку. Однажды в киевском ресторане собралось много любителей фантастики. На нас с Шекли все время смотрел молодой парень из Томска. Он очень хотел познакомиться с великим автором, и, заметив это, Роберт пригласил его за столик.
Мы ели и беседовали, в какой-то момент парень потянулся за солонкой, а Шекли, как воспитанный человек, взял прибор в руки и передал ему. И тут бедный Юрик сломался. Получив солонку из рук самого Роберта, он спутал все слова и вместо «Thank you» произнес «F..ck you». Шекли был в полном восторге и еще долго после восхищался нашей страной.
Счастливый случай
Будто иллюстрация к рассказу писателя о счастливом случае с задних рядов поднялся мужчина и сообщил, что помнит Геннадия Мартовича еще со школьной скамьи. Михаил Бастрыкин – и сам писатель, хорошо известный в Кольцово – тоже родился и вырос в г. Тайга.
Впрочем, знакомство с Геннадием водил его старший брат, но пару встреч с человеком, чьи рассказы печатались в большой городской газете, юный тогда еще Михаил запомнил на всю жизнь. Писатель не сразу вспомнил, о каком из его земляков шла речь, но пообещал очень постараться и найти время созвониться со старым знакомым.
А потом звучали стихи из той самой, «почти первой» книги, увидевшей свет спустя несколько десятков лет после первой попытки печати. Кольцовцы, хорошо знакомые с творчеством Геннадия Прашкевича, засыпали писателя вопросами: каких людей встречал, о чем писал и думал. Конечно, спрашивали и о планах на будущее. По словам автора, есть еще одна история, которая так и не нашла отражение в его произведениях.
«Я хочу написать этот роман уже давно. И наконец-то я увлекся, сел и теперь живу в нем. Он будет о встрече двух писателей: старого советского автора и другого, молодого человека, который еще только хочет стать писателем. Это будет история моей дружбы с одним удивительным человеком Всеволодом Ивановым, главой отдела пропаганды адмирала Колчака», — пообещал на прощание Геннадий Прашкевич.
Фото предоставлено Кольцовской городской библиотекой.